Б.А. Платонов "Моим детям и внукам"

Вместо автобиографии

Рано кончается детство

В мою жизнь война вошла, прежде всего, тем, что 15 августа, когда начинался учебный год, я не пошел в другую школу в Москве (церковно-приходскую я окончил весной 1914-го). Еще до начала войны родители собирались переехать из Москвы в Лосиноостровскую, что в 10 км от города по Ярославской ж. д., где представлялась возможность выгодно и в рассрочку купить деревянный дом, который летом отлично заменял дачу, т. к. был расположен в прекрасном зеленом массиве и недалеко от станции железной дороги.

С переездом вышла какая-то временная задержка, и было решено, что в школу я пойду после переезда. Несколько забегая вперед, скажу, что это произошло в феврале 1915-го года. Эти полгода вынужденного бездействия не оставили какого-то заметного следа в моей жизни. Помню, что продолжал изредка петь в прежнем небольшом хору в купеческих домах, а по вечерам, нерегулярно, продавал с рук московскую вечернюю газету «Время», работая в качестве контрагента у старого газетчика.

Считается, что волка ноги кормят. Чтобы продать полсотни газет и заработать при этом пятачок, надо было как можно больше двигаться от одного скопления людей к другому, при этом почти беспрерывно выкрикивая: «Вечерняя газета «Время», издание Суворина!» Надо было постараться «всунуть» газету вероятному покупателю, каким мог быть прилично одетый человек (котелок или шляпа, шуба и т. п.). Рабочий люд и женщины таких газет не покупали.

Несколько позже, уже зимой первого года войны, появилось еще одно занятие, дающее, к тому же, мелкое денежное вознаграждение. Это кружечный сбор в пользу раненых, семей погибших на войне и в других благотворительных целях. С небольшой металлической опломбированной кружкой на ремне через плечо и табличкой на шее о назначении сбора надо было, как газетчику, обойти как можно больше людей с просьбой о пожертвовании. Опустившему в прорезь кружки монету любого достоинства следовало дать маленький металлический цветок или значок, который прикалывался к одежде.

По возвращении на пункт сбора, через 2-3 часа, кружку слегка встряхивали, определяя по звуку и на вес, удачным ли был сбор, и при явном успехе иногда давали за работу на мороженое. Вообще, кружечный сбор в годы войны был весьма распространенным, и занимались этим, главным образом, дети, у которых, видимо, сбор шел успешнее, чем у взрослых.

Не стоит особо удивляться тому, что в занятиях десятилетнего мальчишки пением, продажей газет и другими делами определенную роль играло стремление к заработку, хотя и мелкому, но самостоятельному, собственному. Уже говорилось, что нас в семье не баловали игрушками, гостинцами, карманными деньгами и прочими удовольствиями, почти непременными в большинстве семей в наше время.

Весь уклад жизни в семьях, подобных нашей, в то время способствовал весьма раннему, довольно одностороннему, но весьма практическому, деловому взрослению подрастающего поколения. Мы рано познавали цену деньгам, способы их заработать. Никто не стремился оберегать нас от трудностей, мешать полезной самостоятельности и тем более возможности самостоятельного заработка честным путем.

Когда в начале 1915 года мы переехали в Лосиноостровскую, я поступил во второй класс местной гимназии «Общества благоустройства». В отличие от существовавших в городах классических казенных гимназий, эта принадлежала обществу жителей, проживающих в нескольких поселках и объединенных под названием «Общество благоустройства». Общество ведало всеми делами, связанными на кооперативных началах с содержанием нескольких поселков дачного типа. Гимназия содержалась за счет платы учащихся и дотации общества.

В этом учебном заведении многое было необычным: смешанное обучение, отсутствие формы, состав преподавателей и другое. Как выяснилось уже после Февральской революции 1917 года, подавляющее большинство преподавателей и директриса были членами социал-демократической партии (меньшевиков) и находились на нелегальном положении. Но самое поразительное обнаружилось позже. Наша преподавательница французского языка оказалась видным работником партии большевиков – Розалией Самойловной Землячкой. В первые годы Советской власти Землячка была Наркомом Рабоче-Крестьянской инспекции, членом ЦК партии. В гимназии она была очень строгой, чопорной дамой, за что мы ее между собой именовали презрительно «мамзелью» (сокращенно от французского «мадемуазель»).

Просто поразительно, что совсем рядом с Москвой, жандармерией и охранкой многие годы работала большая группа видных революционеров, считавшихся тогда за принадлежность к партии государственными преступниками. Вот это была конспирация!

Заканчивал я свое неполное общее образование уже в «единой трудовой школе второй ступени» - так после революции именовались 5-8 классы бывшей гимназии (1-4 классы составляли первую ступень).

В феврале 1919 года, когда мне было 14,5 лет, я был вынужден оставить школу, не закончив 6-го класса, и поступить на работу в снаряжательную мастерскую Главного Московского склада огнестрельных припасов. Склад размещался на огромной территории рядом с поселком, где мы жили.

Будучи подростком, мне сразу же пришлось работать по времени практически, как взрослому, т. е. столько, сколько было нужно. В очень тяжелой обстановке, в которой находилась страна в годы гражданской войны, никто и не помышлял о каких-то льготах для подростков, как не думали об этом наши потомки в годы Великой Отечественной войны.

Не хотелось бы, чтобы все, о чем я скажу дальше дальше, воспринималось как назидание или самовосхваление, но, поступив на работу вначале в качестве ученика, а вскоре – помощника мастера снаряжательной мастерской, я не чувствовал себя беспомощным и робким среди других.

Еще учась в школе, летом 1918 года, я завербовался на уборку урожая в район г. Бузулука (ныне Оренбургская область), проработал там 3 месяца и привез домой 2 пуда ржи и 1 пуд пшена. Осенью того же года я несколько раз ездил за картошкой в район г. Ростова-Ярославского, а в сочетании с «дореволюционным опытом» (певчий, газетчик) выглядел уже «бывалым». Сказывались и общие трудовые навыки, полученные в семье, особенно после переезда в Лосиноостровскую, где нам, ребятам, приходилось постоянно выполнять тяжелую физическую работу: заготавливать в лесу дрова, таскать их на себе из леса, качать воду ручным насосом и выполнять другие хозяйственные работы. Старший брат Владимир с 1916 года дома не жил, младший, Леонид – был еще очень мал, отца тоже дома с 1918 года не было, поэтому всю эту работу приходилось делать нам с Сергеем.

Снаряжательная мастерская занималась окончательным снаряжением и комплектованием снарядов и соединением снаряда и гильзы в унитарный патрон. Сама по себе работа была несложной, и я довольно быстро продвинулся из учеников в помощники мастера. Затем, в начале 1920-го года, я перешел на работу в отдел «пороховых погребов и взрывчатых веществ» (сокращенно «Огнеотдел») на должность артиллерийского надзирателя. Начальником отдела был бывший полковник царской армии Колычев, один из немногих офицеров-артиллеристов, служивших на этом складе еще до Октябрьской революции и не бежавших к белогвардейцам. В этот отдел я вернулся вновь в конце 1922 года, после окончания военных курсов, и служил там вплоть до демобилизации в начале 1925 года.

Дома, в нашей семье, к тому времени, как я пошел работать, положение сложилось таким образом, что из мужской части я остался за старшего. На нашем иждивении с мамой была ее больная сестра и Леонид, семи лет. В конце 1918 года отец поехал в Сибирь, где жили два его брата. Предполагалось, что при благоприятных обстоятельствах вся семья на время переедет туда, в этот благодатный хлебный край России. Но гражданская война, полыхавшая в это время на юге, быстро перекинулась на восток страны, и отец оказался за линией фронта и смог вернуться домой лишь в 1921 году.

Старший брат Владимир работал в колонии для детей-беженцев близ станции Калистово Ярославской ж. д. , а Сергей в начале 1919 года добровольцем ушел на Петроградский фронт, воевал в 11-ой Петроградской дивизии против генерала Юденича и домой вернулся лишь по окончании гражданской войны.

Почти всю войну на фронте, медицинской сестрой в полевом госпитале, была старшая сестра Шура. На фронт она буквально убежала из дома еще в начале 1915 года, вслед за призванным в армию ее возлюбленным, прапорщиком. Эта романтическая история кончилась печально: ее жениха вскоре убили. Она вернулась с фронта по окончании войны с Германией в 1918 году и жила в Москве, отдельно от нас. В 1920 году вышла замуж за комиссара ВЧК Орлова Алексея Ивановича. От этого брака в 1921 году родился Игорь Орлов, старший из моих племянников.

Замечу попутно, что если у моих родителей было 5 человек детей, то у последующих поколений кривая характеристики идет, в этом плане, вниз. Так, например, никто из нас, пятерых, столько детей не имел. Наибольшее количество – четверо – было у нас, но родившаяся в 1931 году третья дочь Шурочка, умерла в 1933 году. У Владимира Александровича – трое, у Александры Александровны – один сын, у Леонида Александровича также один сын. Две дочери и один сын были у Сергея Александровича, но сын от второго брака.

Очень печальна история этой второй семьи Сергея. Сам он погиб на фронте, в районе Калинина, в 1942 году. Его сын, Владимир, трагически погиб юношей 17-ти лет в 1953 году во время похорон Сталина. Владимир был студентом авиационного техникума.

Гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов, куда устремились желающие взглянуть на человека, которого многим не довелось видеть при его жизни. Милиция не справилась с организацией должного порядка, с огромными потоками людей. В ряде мест на подходе к Дому Союзов образовалась давка. Особо губительной она была на спуске к Трубной площади со стороны улицы Дзержинского. Милиция пыталась преградить путь толпе, поставив поперек улицы автомашины, но это только усугубило положение. В этой давке и погиб Владимир. Труп был обнаружен в морге и опознан по некоторым деталям одежды, т. к. никаких документов при нем не оказалось. Общее количество пострадавших в Москве исчислялось огромной цифрой – более 1200 человек. Многие должностные лица, ответственные за это ЧП, были смещены со своих постов, в том числе начальник Московской милиции и командующий войсками МВО, он же начальник Московского гарнизона.