Б.А. Платонов "Моим детям и внукам"

Вместо автобиографии

Сразу после окончания школы, пройдя конкурсные испытания по голосовым данным и гамме, я был принят в синодальное училище. Это было в начале лета 1914 года.

Все, казалось, складывалось для меня и семьи самым лучшим образом. Я уже одной ногой стоял на пути своего будущего: стать певчим в одном из известнейших церковных хоров, а может быть – кто знает? – попасть в консерваторию и стать певцом.

Недоброй памяти постоянство уклада жизни большинства людей того времени состояло, между прочим, и в том, что каждый делал почти всю свою жизнь то, что ему, якобы, было «на роду написано». Дети сапожников, портных и других мастеровых, как правило, занимались тем же, что их отцы. Мой дед и прадед были крестьянами. Отцу «повезло» - он «выбился в люди», попав в магазинные мальчики, и за какие-то восемь-десять (!) лет стал продавцом. Пределом его мечтаний было завести собственное дело, т. е. собственную лавочку, магазин, где (о, несбыточное счастье!) продавцами, а затем наследниками могли бы стать его дети…

В каждом мире и микромире есть свои идеалы, кумиры – предмет для подражания и цель, к которой стремятся. Таким в Америке являлся в свое время Форд. Из простого автомеханика он превратился в автомобильного короля, стал крупным миллионером.

В России, в торговом мире, таким образцом для подражания был очень богатый бакалейный торговец Смирнов (другой знаменитый Петр Смирнов торговал винами). Так вот, первый Смирнов, начав карьеру с магазинного мальчика, женился затем на вдове умершего хозяина и стал владельцем большого дела, которое преумножал всю жизнь.

Вообще, на усердие, трудолюбие плюс некоторую удачу, везение тогда возлагались основные надежды. В нашей семье родители никогда не говорили о возможности «выйти в люди» путем, как теперь говорят, «блата», подхалимства, «за красивые глаза». Не говорили, правда, и о значении высшего образования, о необходимости стать инженером, врачом и т. п. Зато чуть не каждый день можно было слышать наставления о трудолюбии, умении все делать самому и о том, что это дает в жизни.

После Октябрьской революции все мы, их дети, пользуясь их собственной терминологией, «вышли в люди». Сестра стала юристом, старший брат Владимир много лет был главным инженером Всесоюзного треста «Гидромеханизация» - строил крупнейшие в СССР (и Асуанскую в Египте) намывные плотины. Сергей, хотя и не получил высшего образования, последние 15 лет перед войной 1941 г. был бухгалтером и главным бухгалтером треста «Мосхлебторг». И лишь один Леонид, чье детство и юность проходили уже после революции, не проявил, по-моему, необходимой настойчивости, умения преодолевать трудности и несколько поотстал от братьев. Впрочем, как контрольный мастер на деревообделывающем заводе в Москве, материально он был неплохо обеспечен.

Но все это, о чем я только что рассказал, было потом, спустя годы. Родители еще не могли знать (да и я, разумеется, тоже), что мне уготована совсем иная жизнь, что я стану военным инженером, полковником.

А тогда, летом 1914-го, когда я через месяц сбежал из синодального училища, сбежал от своего будущего «счастья» - тогда это событие для моих родителей было как гром с ясного неба.

Я даже толком не мог объяснить свой поступок. Все, казалось, там было хорошо: и классы, и чистые спальни, и питание, и обращение учителей с нами. И вдруг – сбежал.

У меня, видимо, был в детстве неплохой голос (I дискант). До училища я два года пел в церковном хору и с небольшой группой в 4-5 человек (в том числе, один взрослый) ходил, преимущественно по купеческим домам, «славить Христа», на похороны и даже пел на свадьбах. Я уже научился зарабатывать гривенники и двугривенные, правда, в личную пользу и тайком от родителей. Но кроме того, я очень любил петь. Мама рассказывала, что совсем маленьким я подвешивал детскую табуретку через плечо и, воображая, что это уличная шарманка, пел, подражая шарманщику, старые грустные песни вроде: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно…», «Маруся отравилась, в больницу отвезли…».

А в синодальном училище «новобранцы» почти не пели. Целыми днями там разучивали гамму или развивали голосовые данные с помощью разных упражнений. И так изо дня в день. Но только любовь к пению на клиросе и мелкие случайные заработки пением меня, наверное, не увели бы из специального певческого училища. Думаю, что не последнюю роль здесь сыграл какой-то особый режим в этом благочинном учебном заведении. Тишина в классах, тишина в столовой, в спальнях, и даже на ежедневных прогулках (чинно, парами) тоже соблюдалась тишина. На воле, бывало, хотя бы после школы, не говоря уже летом, отведешь душу игрой в «казаки-разбойники», в перышки, в чижики и др. А здесь… Воспользовавшись увольнением домой на воскресенье, я назад не вернулся.

Не знаю, чем бы кончился мой побег и какую роль в моей жизни сыграло бы это училище, вернись я туда, но очень важные события иного плана отодвинули мой проступок в сторону: только что в Сараеве, в Сербии был убит австрийский принц, что послужило формальным поводом для Австрии объявить войну Сербии. На стороне последней выступили Россия, Англия, Франция, Италия, а на той стороне – Германия, Австро-Венгрия, Турция. События развивались столь стремительно, что 1-го августа 1914 года началась первая мировая империалистическая война. Конечно, никто тогда не мог предвидеть, к каким исключительно важным последствиям во всем мире приведет эта война. А пока эта устрашающая неизвестность и в общем, и в личном плане на долгие годы вошла в каждый дом, в каждую семью.